Рассказ о нескучной барышне (нашла в инете)
В детстве я так хотела быть солдатом, что однажды, когда
мы с папой были на рыбалке, я надела себе на голову цинковое ведро и
для верности закрепила под подбородком ручкой. Ну, типа я такой вот
солдат в красивой новой каске. Правда, я ни хрена не видела, кроме своих
сандалий, и ведро очень неприятно давило на уши, но я все равно была
страшно довольна своей выдумкой. И металлически-гулко спросила у папы,
закидывающего донки, возьмут ли меня теперь в армию. Папа некоторое
время молчал, а потом сказал плохое слово, означающее, что рыбалке
пришел конец, и стал стаскивать с меня ведро. Тогда-то я и испытала на
себе все тяготы военной жизни: ведро жутко врезалось ручкой мне в
подбородок, когда папа тянул его вверх, то натягивалось на голову и
сжимало мой глупый детский череп при попытках вытащить ручку.
Папа припомнил мне не так давно засунутые в нос вишневые косточки, когда
я хотела быть похожей на Муслима Магомаева, и сказал еще одно плохое
слово. Тогда он мне грозился отрезать нос, а сейчас - всю голову сразу.
Потому что все равно с такой дурной головой, с натугой говорил папа,
стараясь разделить нас с ведром, мне нормальной жизни не будет. Мою
голову, папину рыбалку и советскую армию спас проезжающий мимо
автомобиль с пассатижами в багажнике. Папа разогнул ими одно
крепление ведерной ручки и освободил своего дурацкого отпрыска. А потом
долго ржал. А вечером рассказал об этом случае дяденьке, который мне
тогда жутко нравился. И, наверное, именно поэтому у нас с тем дяденькой
так любви и не вышло. С возрастом моя тяга к металлическим
предметам не уменьшилась, а мозгов не прибавилось. Уж не помню, когда
там в школе делают первую флюорографию, но предполагается, что голова
уже должна быть и даже иногда работать. Тогда я еще не знала о
существовании гинекологов, поэтому флюорографии боялась страшно, просто
жутко. И поэтому соображала еще хуже, чем обычно. Зайдя в кабинет на
негнущихся ножках, я увидела ужасного вида конструкцию, состоящую из
двух панелей выше меня ростом, между которыми натянута какая-то ржавая
унитазная цепь. Типа, входить между панелями запрещено, пока врач цепь
не снимет. Ну конечно, а то набегут без спросу, наделают себе снимков и
убегут... Короче, впустила меня тетенька-врач наконец-то внутрь
шайтан-агрегата, рассказала, к чему каким местом и как сильно
прижиматься надо, и свалила в другую комнату. А я одна, мне холодно и
страшно. И вдруг - чу! Голос свыше: Возьми цепь в рот.
Я решила не сопротивляться Голосу и покорно взяла в рот эту жуткую
цепь, которую неизвестно, сколько до меня народу брало в то же место.
Цепь была очень невкусная и очень холодная. Наверное, она служит
каким-то передатчиком рентгеновских волн> - подумала я, одновременно
пытаясь сообразить, надо ли брать в рот всю цепь целиком или можно
ограничиться небольшим ее фрагментом. Догадавшись, что раз цепь ржавая
вся, то совершенно очевидно, что придется заталкивать ее в себя до
самого колечка, я добросовестно запихала ее за щеку. Минут через 15,
когда тетенька-врач снова смогла говорить, она мне объяснила, что
вообще-то имела в виду серебряную цепочку с кулоном, висящую у меня на
шее, но и так тоже неплохо получилось. И сказала, что белой завистью
завидует тому гинекологу, к которому я приду на свой первый осмотр.
Когда я все это рассказала папе, он ответил, что еще после вишневых
косточек понял, что жить мне будет сложно, но интересно и нескучно. И
хотя я вот уже несколько лет как перестала надевать на голову и брать в
рот неподходящие предметы, пожаловаться на однообразие в своей жизни я и
правда не могу. Чего и вам желаю.
|